Особенностью Калининградской области в контексте истории Холокоста является то, что именно здесь произошли события «начала и завершения» трагедии европейских евреев. В ноябре 1938 г. погромы Хрустальной ночи характеризовали начало уничтожения евреев Германии, а в январе 1945 г. здесь же нацисты совершили одно из последних своих преступлений (Марш Смерти, Пальмникен. ред.). Именно здесь падение Кенигсберга стало одним из последних актов крушения Третьего рейха.

Изучение истории Холокоста — одно из приоритетных направлений современной историографии. За рубежом и на постсоветском пространстве изданы сотни монографий и сборников документов. За последние 15 лет в мире нет ни одной специальной работы зарубежных историков, которые бы освещали Холокост именно на территории России в ее современных границах. В зарубежной историографии Холокост на территории СССР, а тем более России   еще во многом «неизвестная Катастрофа» и освещен весьма поверхностно, фрагментарно.      Архив НПЦ« Холокост»  начал создаваться     с 1992 г. одновременно с организацией Научно-просветительного центра  и Фонда «Холокост » в Москве для увековечения памяти жертв Холокоста, сбора свидетельств и воспоминаний, создания музеев и документальных экспозиций. В составе архива более 1500 писем и фронтовых дневников воинов Красной армии – евреев по национальности, их переписка с родными и товарищами по оружию. Многие из авторов погибли или пропали без вести. В 2007 г. был подготовлен первый сборник из задуманной нами серии «Сохрани мои письма…» (Письма евреев периода Великой Отечественной войны). В 2010 г. вышел второй сборник. Среди опубликованной переписки значительное место занимают письма участников боевых действий в Восточной Пруссии и штурма Кенигсберга в 1944-1945 гг.

«Мы идем по земле врага, кругом горит и рушится чертова готика. Проходя мимо «мирных жителей» кричим: «Встать, суд идет». И они встают, тянутся, как по команде, как будто понимают, что мы говорим. Они раболепно гнут свои спины, стараясь нас задобрить, но одна старая ведьма, брызгая слюной, кричала в нашу сторону, размахивая руками»

(Из письма В. Н. Цоглина, рядового 307-го гвардейского минометного полка).   

Когда боевые действия были перенесены на территорию Восточной Пруссии, именно здесь «в проклятой Германии» особенно проявились долго копившаяся ненависть к врагу, желание одновременно «добить врага в его логове» и отомстить за причиненные страдания, за смерть родных и близких. В значительной степени это определило особую ожесточенность сражений.

 «Горят ихние дома и пепел, для них теперь до тошноты горький, нас радует. Кто для другого яму роет, сам в нее попадет. Не бери чужого добра – свое потеряешь. Не учли, гады, русских поговорок, теперь расплачиваются сполна. Кровь за кровь. Солдат – судья на земле врагов. Смерть за смерть. За тысячи и миллионы разбитых жизней» (Из письма В. Н. Цоглина).

«Все свое население фриц угнал к себе, никого не оставляет. Ничего, скоро они почувствуют русского солдата. А он пришел в Германию как воин-мститель» (Из письма старшего лейтенанта – минометчика А. Ю. Цвея).

Кстати, после падения Кенигсберга А. Цвей был начальником во временном лагере немецких военнопленных. Он не скрывал, даже подчеркивал перед ними, что он еврей. Именно в этом уже после победы проявилось  его желание морально отомстить немцам.

У воинов-евреев, разумеется, был особый  счет к немцам (их практически отождествляли с нацистами) и в письмах за строками о ненависти к врагу буквально проступали слезы и кровь жертв.  А ведь подробности и  масштабы уничтожения евреев на оккупированной территории были еще неизвестны фронтовикам. Об этом они тоже часто узнавали из писем родных и друзей.

«У нас погибли родственники в Минске и такой лютой смертью, что сердце обливается кровью. …расстреляли и почти живых бросили в яму. Жену дяди Абрама — Хаима и всех детей убили. В общем, из наших родных почти все погибли. Остались Миша…– офицер Красной Армии, орденоносец, танкист… все время на фронте в Восточной Пруссии. Брал Кенигсберг и рассчитался с людоедами за папу, маму, брата и сестру. (Из письма А. Левина своему сыну в Действующую армию).

Нельзя не признать, что у  многих солдат и офицеров Красной Армии чувство справедливого возмездия по отношении к нацистам выразилось в желании отомстить всем немцам, воспользоваться их имуществом, разграбить жилища, т.е. «отомстить» их благополучному, сытому, по сравнению даже с довоенным СССР,  образу жизни.

«Город Гумбинен взят вчера …

Город сильно разрушен нашей авиацией. Немцы бросили все. И наши люди, как огромная стая гуннов, набросились на дома. Все горит, по воздуху летит пух из перин-подушек. Все, начиная от солдата и заканчивая полковником, тащат барахло. Прекрасно обставленные квартиры, богатейшие дома в течение нескольких часов разгромлены и представляют сейчас свалку, где перепутались содранные гардины с льющимся из разбитых банок джемом…

Эта картина вызывает у меня отвращение и ужас…

Гадко смотреть на людей, копающихся в чужом барахле, с жадностью хватающих все, что попадется. Кстати, стимулом этому, в некоторой мере, является разрешение на отправку посылок на родину. Гадко, мерзко и подло!!! Это полное уподобление немцам на Украине.

Это одна сторона дня!

Город пуст и мертв. Ни одного мирного жителя. В ночной тишине огромные и черные громады домов. В блеске пожарищ тени готических крыш… Распятый немецкий город…

Но везде, где есть русский солдат, есть жизнь. Поэтому в полуразрушенной комнате с остатками былой роскоши по-особому слушается музыка! Играют на немецком рояле русские песни. Слушают немецкие фокстроты и танцуют в валенках, в полушубках – на ходу!

Распятый немецкий город! Он ответил за муки тысяч своих русских собратьев, превращенных в пепел немцами в 1941 году.

Это вторая сторона прошедшего дня.

Только теперь я почувствовал, что нахожусь в глубине Германии!»  (Из фронтового дневника капитана Э. Генкина)

Надо учитывать и особенности психологии человека на войне, который пройдя путь от Сталинграда до Кенигсберга, ежеминутно рискуя жизнью, радовался случайной возможности прилично поесть, отдохнуть и дать волю эмоциям. Тем более, что противник явно не собирался складывать оружие.  «Едим и пьем все, что хотим. В общем, живем, как бароны, только каждую минуту грозит смерть.

 Позавчера фриц пошел в контратаку с танками. 6 самоходок подошли к нам вплотную. Одним снарядом вывело у нас из строя 10 человек. Я чудом остался жив. Мы не покинули поле боя, и противник отступил». (Из письма старшего лейтенанта – минометчика А. Ю. Цвея).

 «В детстве я мечтала войти в города Германии Путешественником, а сейчас вхожу хозяином. Впечатления о Пруссии: пустые разрушенные города, воздух, пропитанных запахом гари, хорошая шоссейная дорога от Кибартая через Эйдкунен, Шталлупенен, Гумбиннен, Инстербург.

Я пишу об этом потому, что обстановка такая, своеобразная, напоминающая о том, что ты в чужих местах, в чужом немецком доме, и все в нем чужое, непривычное.

Работа у нас, так называемой «армейской интеллигенции», не особенно много. Наш народ увлекся собиранием трофейного барахла – ведь немцы, убегая, бросали в панике абсолютно все.

Меня лично это увлечение почти не задело, и трофеи попадают ко мне случайно. Почему-то неприятно подбирать эти брошенные вещи, — кажется, мы напоминаем фрицев, когда они наполняли свои вещевые мешки русскими вещами» (Из письма сержанта танковой части Б.М. Зельбет).

3 апреля 1945 г. В.Н. Цоглин в своем письме фактически подводил итог сражений за Восточную Пруссию и Кенигсберг. Автор письма не мог знать, что через месяц падет Берлин, но его описание ярко иллюстрировало крушение нацистского режима. Чуть позднее военные корреспонденты примерно так же изображали поверженную германскую столицу.

«Дорогая мамочка!

Как знаешь по газетам, бросили мы фрицев в море. Я вышел на берег, который мало походил на берег моря, как я себе его представлял. Во-первых, в этом некоторые заслуги нашей артиллерии и авиации: пейзаж Балтики ни к черту не годится. Порт Розенберг представлял собой кашу из железа, грязи и мяса. Трупы фрицев устилали землю. Что здесь было, затмевает собой события на минском шоссе в 44 г. По трупам ходишь, на них сидишь и ешь. Километров десять подряд на каждом квадратном метре два трупа фрицев. Море мутно-белесое сливалось с небом, и не было никакой границы между ними, только на горизонте утром я увидел косу, закрывающую залив Фриш Гаф. Только на ней остались фрицы, как загнанные звери огрызаются, но на четырехсот метровой полоске в море не особо разживешься, тем более ночь и день бомбежка и обстрел.

При уничтожении фрицев юго-западнее Кенигсберга мы освободили тысячи людей, согнанных немцами со всех концов света. Они идут день и ночь — русские, белорусы, украинцы, поляки, чехи, французы, литовцы».

          Коллекция фронтовых писем Архива НПЦ «Холокост» постоянно пополняется. Материалы поступают из России, стран СНГ, США, Израиля, Канады и др. Российский Центр «Холокост» в ближайшее время планирует не только продолжить выпуск серии сборников писем периода войны, но готовит также публикацию ряда воспоминаний бывших узников гетто и концлагерей (например, узниц рижского гетто Ф. Михельсон и Э. Медалье). Мы приглашаем к сотрудничеству всех заинтересованных лиц, занимающихся историей Холокоста, Второй мировой войны, нацистского оккупационного режима, а также научные центры, музеи, библиотеки.

Л.А. Тёрушкин,
зав. архивным отделом НПЦ «Холокост»