В августе 1944 г. Красная Армия заняла эстонское местечко Клоога настолько стремительной атакой, что костры из трупов расстрелянных немцами евреев еще пылали. Один из костров немцы не успели даже поджечь. Иностранные корреспонденты, находившиеся при наступающих частях, видели эти костры. Их описание и фотографии обошли весь Мир.
Стремительность советского наступления застигла немцев врасплох, иначе они, разумеется, покончили бы со своими пленниками заранее и постарались бы уничтожить следы расстрела. Но неожиданность спасла жизнь лишь нескольким десяткам заключенных в лагере. Эти счастливцы успели спрятаться, а немцам было уже не до поисков.
Зайнтрауб, студент Виленского университета, вспоминает:
«Я находился в гетто, в Вильнюсе. 23 сентября 1943 года нас разбудили и приказали готовиться к эвакуации. В 5 часов утра нас выстроили по пять человек в ряд и под охраной большого отряда штурмовиков вывели из гетто.
Ехали мы четыре дня и прибыли в лагерь Вайвари. Оттуда нас отправили в Клоога. Там находилось в это время четыреста мужчин и сто пятьдесят женщин.
Нас поместили в разрушенном здании казарм. Спать приходилось на цементном полу. Нас разделили на бригады и отправили на работы. Я принадлежал к группе в триста мужчин, переносивших пятидесяти килограммовые мешки с цементом от завода к станции (сто пятьдесят метров). За нами, носильщиками, следовали надсмотрщики. Они били толстыми палками по головам тех, кто не проявлял достаточного усердия, в результате мы не ходили, а должны были бегать с таким грузом.
Распорядок дня был такой: вставали в 5 часов утра, пили пустой эрзац-кофе, выходили на «аппель» (проверку), в 6 часов приступали к работе, от 12 ч. до 12 ч. 45 м. обедали, и снова работали до 18 часов, после чего следовал вечерний «аппель». Обед состоял только из жидкого супа. Ужина не полагалось.
Во время «аппелей» мы выстраивались по сто человек в ряд и должны были ждать, утром — пока надсмотрщик не отправит на работу, а вечером — в лагерь. Стоять приходилось иногда часами; тех, кто стоял не на вытяжку, наказывали.
Каждая сотня имела своего мучителя. Особенно неистовствовали Штейнбергер (он бил лопатой и дубинкой по головам), Кароль и Дыбовский. Дыбовский однажды сломал ногу рабочему Леви. Кроме того в лагере был один эсэсовец, фамилии которого я не знаю.
Заключенные прозвали его «шестиногим»: его неизменно сопровождал большой волкодав, который вылавливал «преступников» — тех, кто спрятал хлеб или присел, чтобы отдохнуть. Собака набрасывалась на «преступника», рвала на нем одежду, кусала его и порой причиняла жестокие раны, а «шестиногий» от себя еще давал провинившемуся двадцать пять ударов нагайкой.
Мы лишились своих имен: каждый получил номер, обозначенный на плече и на колене. В случае какой-либо провинности немец записывал этот номер и во время «аппеля» вызывал провинившегося для телесного наказания.
Имелась скамейка, изогнутая, длиной в метр. К ней привязывали провинившегося за руки и за ноги. Один из палачей садился жертве на голову, а другой бил. Наказываемый должен был сам считать удары. Если он сбивался со счета, наказание начиналось сначала. Если он терял сознание, его обливали водой и продолжали экзекуцию. Сперва били березовой палкой, потом стали бить удом быка, сквозь который была протянута стальная проволока. Наказание производилось в присутствии всех заключенных.
Были и другие виды наказаний: привязывали к дереву и оставляли под солнцем или на морозе на много часов, лишали пищи и так далее. Работа была тяжелая и условия жизни трудные, а так как кроме эрзац-кофе, жидкого супа и куска хлеба (340 граммов) с примесью песка мы ничего не получали, то многие заболевали, опухали. Количество больных росло с каждым днем. Но от тяжелых больных немцы избавлялись простым способом: их отравляли и затем сжигали. Медицинской помощи никакой не было.
В лагере родилось несколько детей. По приказанию лагерфюрера их живыми бросили в кочегарку.
В августе 1944 года большая часть эстонских лагерей была ликвидирована, в том числе Кивиоли, Эреда. Филипоки. Мы узнали об этом из надписей на мешках цемента, привезенных оттуда. Таков был способ переписки заключенных между собой.
Мы знали, что Красная Армия приближается, и ждали ее с затаенным дыханием. 19 сентября утром нас вывели на площадь, где производились «аппели». Мужчин построили отдельно от женщин. Вызвали триста самых здоровых мужчин и объявили, что всех эвакуируют, а эти триста нужны для того, чтобы вывезти дрова. Ввиду приближения Красной Армии и эвакуации других лагерей все это показалось нам правдоподобным. Кроме того, немцы приказали приготовить для всех обед, в том числе и для трехсот мужчин, отправляемых на работы.
Но в 13 часов 30 минут мы услышали выстрелы.
Сперва мы подумали, что это эсэсовцы упражняются, как они делали это неоднократно раньше. Вскоре, однако, в лагерь явилось тридцать вооруженных эсэсовцев и, выбрав тридцать человек, вывели их. Когда после этого вновь послышались выстрелы, мы поняли, что все будем убиты.
Многие бросились бежать. Я, вместе с двадцатью другими, спрятался в подвале. Спустя некоторое время мы услышали, как немцы говорили друг другу:
«Скорее, скорее! Советы близки!»
А через несколько дней мы услышали наверху голоса красноармейцев…»
Эренбург И. и Гроссмана В.