Если не знать историю Тевье-молочника Шолом-Алейхема, пьес, мюзиклов и фильмов, поставленных на её основе и идущих с аншлагами в театрах по всему миру, кажется, будто пьеса Григория Горина была написана только вчера и поставлена в Калининградском драмтеатре в угоду политическому моменту. Больше ста лет прошло с момента описываемых в пьесе событий, а кажется, будто село Анатовка до сих пор существует где-то на окраинах империи, поставляя в Киев как неудачливых коммерсантов вроде Менахема Мендла, так и Перчиков-революционеров. В эту субботу со славными обитателями анатовских просторов познакомились и в самом западном российском регионе.

«Поминальную молитву» интересно и смотреть и чувствовать. Эта история ставилась десятки и сотни раз в самых разных постановках. Был довоенный спектакль на идиш театра Михоэлса, был мюзикл «Скрипач на крыше», с 1964 по 1972 год выдержавший более трёх тысяч постановок на Бродвее, был фильм по мюзиклу, удостоенный трёх «Оскаров», потом всё это дело неизбежно, подобно Буратино и Пиноккио, было поставлено на отечественные рельсы и отлилось в 1989 году в пьесе Григория Горина. В том же году пьеса была поставлена одновременно в московском театре имени Ленинского Комсомола с Евгением Леоновым в главной роли и Национальном театре имени Ивана Франко в Киеве (под названием «Тевье-Тевель») с сыгравшем роль Тевье-молочника Богданом Ступкой, после чего разошлась по всей стране. В настоящее время в России можно посмотреть как переведенный на русский язык мюзикл «Скрипач на крыше» (ваш покорный слуга смотрел его в Казани, но существует и версия, поставленная алтайским театром), так и десятки постановок «Поминальной молитвы». Можно сказать, что, подобно комедии «Горе от ума», спектакль стал классикой российских провинциальных репертуарных театров, разошёлся на цитаты и вышел далеко за пределы еврейского народа, его можно было посмотреть даже в театре имени Горького во Владивостоке.

Но так как спектакль Григория Горина за последние 25 лет стал классикой, то к режиссёрам рано или поздно должно прийти понимание, что на одном еврейском этнокультурном колорите далеко не уедешь, надо иногда заниматься сценографией и прочими специальными дисциплинами. Ваш покорный слуга на своём коротком веку видел шесть постановок «Поминальной молитвы», все они, при неизменном тексте, существенно отличались друг от друга. Самую горькую постановку видел в Донецке, самую живую – в Молодёжном театре на Фонтанке в Петербурге (не путать с постановкой театра на Литейном несколькими годами позже). Оригинальное исполнение пьесы – в Гомельском кукольном театре, там это кукольный спектакль. В-общем, есть что сравнивать.

Сюжет пьесы (для тех, кто не знаком), в общем-то самый простой: было у бедного молочника пятеро дочерей, первая вышла за муж не за богатого и за деньги, а за бедного и по любви, вторая уехала вслед за женихом-революционером в Сибирь, третья крестилась и вышла замуж за русского, всё это на фоне Первой русской революции, черносотенных погромов, а также политики царского правительства по отношению к евреям.

Сначала о региональных отличиях. Спектакль существенно выиграл за счёт добавленных к оригинальному тексту пьесы музыки Аркадия Фельдмана и стихов Бориса Бартфельда, руководителя регионального отделения Союза писателей России. Оригинальный текст пьесы, который, по неписанным театральным канонам, обычно без лишнего повода трогать не принято, немного подкорректирован с учётом последних событий на Украине, как же без этого, в противном случае все высказывания героев о свободе, Киеве и волнениях кажутся сказанными не в 1904 году, а ста десятью годами позднее.

Отчего-то, в сцене погрома на свадьбе, вместо молодой русской девушки, говорящей «Мы, истинные патриоты России, говорим вам, дьявольскому племени: изыдите с нашей земли!!!» появляется женщина зрелая, в кожаных штанах и вышиванке, говорящая то же самое, но начиная со слов «Мы, истинные патриоты Украины…», тем самым вводя весьма интересный анахронизм в украинское дореволюционное национальное движение. Не могут русские люди быть черносотенцами, судя по всему, неполиткорректно это, вот режиссёр и пошёл Михаил Салес, по совместительству сыгравший роль Тевье, на прямую подмену текста. Судя по всему, скоро в Калининграде вместо «Прочь из Москвы, сюда я больше не ездок» герои будут упоминать столицы враждебных России государств.

Еврейский национальный колорит в постановке подчёркнут взрывным «ч» в речи героев, играющих евреев. Ну, хорошо, что хотя бы не картавят и иным образом не паясничают. Такое чувство, будто перед вами не идишистская культура, а Алексей Александрович в советском фильме «Анна Каренина» постановки 1967 года. Для того, чтобы несмышлёный калининградский зритель понял, что перед ним всё-таки евреи (если не понял этого из общей образованности, названия пьесы и прочих атрибутов еврейской жизни), на сцену то и дело (по поводу и без повода) выбегают потанцевать под популярные еврейские напевы четыре молодых человека в жилетках, круглых шляпах, с зачем-то прикрученными к шляпам верёвочным пародиям на пейсы (это, видно, чтобы никто этих молодых людей по незнанию своему не принял за папуасов Африки или что-нибудь похожее).

До кучи – в антракте фоновой музыкой в зале исполняют популярные еврейские песни в исполнении сестёр Берри, включая в себя сатирическую «Мой папа – знатный шмаровозник». То ли это незнание материала, то ли просто лишний повод показать еврейскость пьесы из жизни евреев, несмотря на то, что автор прямо подчёркивает, что все национальности героев пьесы ничем не отличаются внешне, кроме того, что умирать каждый отправляется на своё кладбище. В следующий раз при постановке пьесы из жизни русских режиссёру следует непременно использовать гармонь, рубахи, матрёшки и озорные частушки, пусть это будет даже «Васса Железнова». Ну да, всё это под «Калинку-малинку» должно будет выскакивать в самые трагические моменты пьесы, непонятно для чего.

Для того, чтобы от вышеуказанных весьма пародийных образов евреев можно было отличить русских, образ русских раскрыт не менее колоритно. Степан (его роль исполняет Пётр Мутин), сосед Тевье, предстаёт в образе бомжа Сифона из «Нашей Раши»: вечно пьяный, с трясущимися руками и окладистой нечёсанной бородой, развивающейся в разные стороны, разговаривающий испитым хриплым голосом и, естественно, одетый в ватник. Непонятно, в чём тогда состояла трагедия жены Тевье Голды, на которой в юности хотел жениться Степан, но не смог из-за национальных различий: по сравнению с одетым в очки Тевье Степан – просто архетип всего плохого, что можно найти в русском человеке. Даже в сцене в трактире актёры, играющие евреев, сидят и вслушиваются, Степан же сразу выпивает водки и ложится лицом в салат на потеху публике.

Григорий Горин явно не хотел видеть Степана таким. В сохранившейся видеозаписи оригинального спектакля 1989 года видно, что Степан даже ватник не надевает, не говоря о лице в салате. К слову, Евгений Леонов, играющий Тевье, не нуждается в том, чтобы «чекать», чтобы публика видела в нём еврея. Как-то и без ужимок всё нормально получается. К слову, второй русский в пьесе – писать Фёдор – в трактире сидит с газетой, а не лицом в салате, но в газете волей постановщика… проделаны дырки для глаз, встречающиеся в дешёвых фильмах у доносчиков и прочих агентов. Видно, чтобы зритель также понял, что перед нами – тоже отъявленный мерзавец, хоть и не имеет окладистой нечёсанной бороды бомжа Сифона. Тем более, что потом он возьмёт в жёны третью дочь Тевье, которая вынуждена будет для этого принять православие.

Из актерских ролей совершенно непонятно исполнение Натальей Салес роли Цейтл – старшей дочери Тевье. Ранее игравшая леди Капулетти и жену городничего в «Ревизоре» актриса с большим трудом передаёт смысл планировавшегося неравного брака по расчёту между ней и мясником Лейзером Вольфом, по пьесе – вдовцом и стариком, «он стар, а она молода». Сорокалетний заслуженный артист Марий Эл Александр Егоров просто пышет здоровьем, даже не ясно, в чём его явные минусы перед бедным портным Мотлом и почему Цейтл ходила к обрыву, чтобы броситься туда, но не допустить свадьбы с Лейзером Вольфом. Если бы Салес исполняла роль Голды – жены Тевье – всё встало бы на свои места, потому как исполнение на сцене преждевременной смерти Голды заслуженной артисткой России Надеждой Гайдар, как это ни прискорбно, не вызывает такого трагизма, какой должна вызывать и обычно вызывает кончина Голды.

«Революционная пара» в спектакле сыграна как нельзя более подходящими для этого артистами Максимом Пацериным (Перчик-студент, организатор беспорядков в Киеве) и Анастасией Башкиной (вторая дочь Тевье Годл, отправившаяся за ним в Сибирь). Василий Швечков блестяще сыграл человека без определённых занятий Менахема Мендла, а роль вожака погромщиков Клавдии, призывающей к спасению Украины от инородцев, в исполнении заслуженной артистки Грузии Тамары Соловьёвой, хоть и не предусмотрена в пьесе, но очень яркая, хорошо запечатлевает в памяти ужас бесправия жертв националистов.

В целом, несмотря на ряд вопросов, состоявшаяся постановка «Поминальной молитвы» является важным событием для культурной жизни Калининградской области, этот спектакль вполне можно вывозить на гастроли как в Россию, так и за рубежом, так как крупные мазки, которыми нарисована жизнь Анатовки, как нельзя лучше поможет понять происходящее на сцене, и происходившее до революции в маленьких городках западной Украины, неискушённому зрителю. Что же до того, что танцуют по поводу и без повода? Так пусть лучше танцуют, чем плачут! Тем более, что в спектакле есть, где посмеяться, и есть, где поплакать. А память, говоря словами завещания самого Шолом Алейхема, пусть будет хоть какой-нибудь, чем если её не будет совсем.